У меня двое детей. Старшему сыну тринадцать, а младшей дочери два. Мы привыкли, что подростки – это практически взрослые сформировавшиеся люди со своим спектром задач и потребностей. Они преспокойно живут своей жизнью и не обращают внимание на родителей, как и те на них.
Вот маленький ребенок – это вечный камень преткновения в семье. Пошли сопли – трагедия, начал кашлять – трагедия, поднялась температура – вообще стихийное бедствие! И нам совсем невдомек, что такой маленький человечек и взрослый состоявшийся «подросток» одинаково сильно требуют внимания и любви. Как жаль, что я это поняла, только когда заметила истинные проблемы моего старшего сына…
В свои четырнадцать лет Давид выглядел как вполне состоявшийся молодой мужчинка. Он носил сорок третий размер обуви, легко выполнял любые задачи, отличался ответственностью и серьезностью. Ко всему прочему он на целую голову был выше меня.
Он постоянно принимал участие в школьной самодеятельности. В тот день Давиду нужно было сказать несколько слов в микрофон. Его позвали, он начал идти на сцену, потом резко развернулся и вышел из зала.
Я побежала за ним. Застала его, когда он уже лежал навзничь. Можно было подумать, что парень просто споткнулся и упал. Но это был самый настоящий обморок. Об этом говорили синие губы и аристократическая бледность вечно смуглого Давида.
— Как я мог, мама? Как? – парень не приходил в себя и считал произошедшее огромным позором. А мне было безумно больно, что я так быстро перенесла своего ребенка в ранг взрослых, не замечая, что он остался самым обычным ребенком.
Мы бросились к ближайшему медпункту. Во взрослый нас не хотели принимать, ведь даже имея сорок третий размер ноги и рост выше 170 см, такого «ребенка» отправляют в детскую больницу. К нам с пониманием отнесся врач, поставив на место медсестру, которая отказалась нас принять.
На следующий день мы пошли сдавать анализы… Вектор моего материнства очень быстро переместился от дочери к сыну, который так опрометчиво был пущен в свободное плаванье. Вначале все было нормально. Давид скушал гематоген, запил все сладким чаем и бодро зашагал через перекресток.
И тут ему снова стало плохо. Я держала сползающего по себе ребенка и кричала, что есть силы… Люди проходили мимо и с интересом смотрели. Людям было все равно.
Остановились только две дамы на автомобилях. Они достали воду и нашатырный спирт, перекрыв на время все движение. Им сигналили мужики, которые даже не думали прийти к нам на помощь. Наконец-то один щуплый парнишка, на вид лет восемнадцать, помог мне дотащить Давида до своей машины.
— Все хорошо! Такое бывает! Я сам в обморок часто падал в детстве! – рассказывал он Давиду, бодро крутя баранку. Парень отказался взять с нас деньги. Он оказался намного человечнее всех тех, кто проходили мимо. Он оказался настоящим мужчиной, а не его подобием.
Через два дня я стала свидетелем того, как какому-то парню стало плохо в метро. Бабки сразу же истошно зашептались: «Наркоман!», а тем временем к нему подскочил невзрачный мужичок с запахом перегара. Оказалось, это был врач, который ехал с ночной смены. Он ловко уложил парня на седушки, добыл нашатырь и сделал все необходимые манипуляции. Неприметный мужичок, который тоже оказался настоящим мужчиной…
А я смотрела на все происходящее и вспоминала сына. Ведь ему также необходима поддержка и любовь. Может даже больше, чем младшей дочери. Мы постоянно сталкиваемся с советами, как нужно себя вести, чтобы воспитать подростка достойно. А я смогла найти идеальное правило для себя – просто любить!
Я целую Даника перед сном, играю с его волосами, часто обнимаю и максимально забочусь. Я мама и мой ребенок для меня всегда остается ребенком! Особенно, когда ему самому так сложно, когда его тело уже выросло, а восприятие всего еще остается детским.
